По стопам барона Мюнхгаузена

Говоря о святых, мы называем их угодниками Божиими, а кроме того – подвижниками. В общечеловеческом смысле подвижник – это тот, кто способен на самоотверженный труд ради высокой цели. А христианский подвижник способен на всё то же самое, но ради достижения не просто высокой цели, а высочайшей – богоугождения. Это человек, который подвизается ради того, чтобы ничто не препятствовало ему быть с Богом.

Само слово «подвиг» на инстинктивном уровне многих пугает. Нас учили в школе, что совершить подвиг – это закрыть своим телом амбразуру во время атаки, и нам очень трудно бывает представить в подобной роли себя. Но здесь стоило бы прежде всего вспомнить менее серьезный образ – главного героя фильма «Тот самый Мюнхгаузен», у которого обязательным пунктом в расписании дня значился подвиг. Говоря о подвижничестве с христианской точки зрения, мы имеем в виду в первую очередь не те подвиги, которые совершаются людьми в экстремальных ситуациях, а то делание, которое совершает христианин в своей повседневной жизни.

Когда ты меняешь себя ради Бога, это и есть путь христианского подвижничества

Но здесь возникает вопрос, и современные христиане задают его довольно часто: почему нам в принципе необходимо подвизаться? Откуда вообще взялась мысль о том, что верующий человек должен сворачивать какие-то горы? Некоторые полагают, что эта мысль о подвигах к тому же противоречит утверждениям современных психологов о том, что человеку для счастья нужно принять себя и свою жизнь такими, каковы они есть. Но на самом деле это противоречие мнимое.

Принять себя, познать себя со всеми особенностями и недостатками действительно нужно, но порой это понимают как зависание в какой-то мертвой точке, а так не должно быть. Человек в течение своей жизни обязательно должен пройти определенный путь, и я не встречал психологов или просто здравомыслящих людей, которые бы спорили с этим. И если этот путь является путем изменения себя ради Бога, то это и есть путь христианского подвижничества.

«Ветхий человек» – тот, кто не желает напрягаться

Думаю, что объяснение чего бы то ни было в христианской жизни должно начинаться с такой отправной точки, как грехопадение. Человек создан для богообщения, для жизни с Богом, но очень многое из того, что происходит в жизни каждого из нас сейчас, есть следствие искажения Божиего замысла. Поэтому, когда мы говорим о том, что каждый человек должен пройти определенный путь, нужно понимать: мы в силу немощи своего естества и поврежденности душевной природы с этого пути постоянно соскальзываем, падаем в грязь, мы от этих падений уже покалечились и с трудом можем передвигаться. И наша задача – хотя бы не умереть в кювете этой дороги, а вернуться на нее и, хоть как-то по ней двигаясь, постепенно прийти в себя.

Ответ на вопрос, зачем в христианской жизни нужен подвиг, почему нельзя без него обойтись, дается нам и в евангельской притче о блудном сыне. Мы видим: когда сын возвращается в отеческий дом, первое и основное, что он предлагает своему отцу, – это свой труд. Причем труд наемника, то есть тяжелый, можно сказать – неблагодарный и при этом по доброй воле сына самоотверженный, поскольку в этом труде выражалась бы его благодарность отцу за возможность вновь жить в родительском доме. Этот образ труда и есть образ христианского подвига, и необходимость его здесь очевидна: каждый из нас чает вернуться в отеческий дом, и при этом каждый из нас является тем самым блудным сыном, который не дерзает уже ничего требовать у отца и готов на многое ради того, чтобы просто быть рядом с ним.

Мы находим в Священном Писании Нового Завета такие выражения, как «ветхий человек» и «новый человек», – и что это такое, каждый из нас опытным образом легко может понять. Ветхий человек – это человек, который не хочет возвращаться в дом отца. Либо – желает в него вернуться, но как к некоему беспечальному бытию, не имея в себе готовности преодолевать трудности. Ветхому человеку всё, что ни возьми, слишком трудно, всё ему уныло и противно, всё его возмущает. А новый человек, который в нас зарождается с началом христианской жизни, – это человек, понимающий, что путь к Свету, путь к Любви – это самое главное в жизни, и готовый и на жертвы, и на труды – и на подвиги.

Плоды и листья

Когда мы говорим о подвиге в христианской жизни, то вольно или невольно вспоминаем, что читали об этом в житиях святых. Мы представляем себе ежедневный пост, всенощное стояние на молитве, столпничество, отшельничество, затворничество, молчальничество, сотни земных поклонов… Можно ли сказать, что подвиг христианской жизни заключается именно во всем этом? Святые отцы называли все внешние делания листьями, а плоды обычно бывают сокрыты в этих листьях. Тем самым они хотели показать, что всё это видимое глазу подвижничество является лишь вспомогательным средством к подвижничеству внутреннему и что плоды жизни по Богу сокровенны в нашей душе. Есть в истории Церкви святые, которые никаких почти телесных подвигов нести не могли: преподобный Пимен Многоболезненный, преподобный Амвросий Оптинский и прочие. Значит ли это, что они были лишены возможности подвизаться во Христе? Конечно, нет. Подвиг происходил в их сердце, а заменой телесному деланию было для них мужественное терпение тех недугов, которыми они страдали.

Есть ли для человека современного, который живет церковной жизнью, вообще какой-то смысл в телесных подвигах? Безусловно, есть. Всё, что мы делаем при участии нашего тела, оказывает определенное воздействие и на душу. Но здесь, конечно, нужно понимать, насколько мы слабее наших предков – слабее во многих отношениях. Они жили в совершенно другом мире. В мире, где большинство людей от рассвета до заката трудились физически и перемещались пешком на огромные расстояния, где не была отравлена окружающая среда, где была совсем другая пища, которая типичному сегодняшнему горожанину показалась бы грубой, необработанной и несъедобной. Так что сверхъестественные подвиги древних подвижников были хотя и удивительными, но не настолько сверхъестественными с точки зрения их современников – и нам не нужно пытаться повторить их буквально, потому что их это напряжение не надрывало, а нас – может надорвать. А если человек физически очень крепок, его это напряжение может привести к прелести, потому что колоссальным телесным подвигам сопутствуют и большие искушения, а духовно человек может оказаться еще слаб и мал.

Впрочем, бывают моменты не столь очевидные. К примеру, подходит кто-то из прихожан и просит благословения вставать посреди ночи и читать несколько молитв, потому что прочел где-то, что ночная молитва очень полезна. Вроде бы ничего непосильного в этом и для современного человека нет. Но практика свидетельствует, что нервная система людей, которые изо дня в день нарушают таким образом естественный ритм ночного сна, все равно истощается. И это сказывается в течение дня на молитве основной: человек не может сосредоточиться и молится с большим трудом. Хотя некоторые с этим опытом спорят, спрашивают: «Но ведь подвижники не только собственными силами трудились, им благодать Божия помогала?». Помогала. Но благодать Божию привлекает смирение, а вопрос этот приходится слышать от людей отнюдь не смиренных. И в принципе возможен совсем уж нежелательный исход: человек будет на пределе своем подвизаться, потратит очень много сил, и результатом этого будет преуспеяние – но в гордыне. Можно сказать, что подвиг христианский – это меч, который дается нам для того, чтобы сражаться с врагами, но если человек не умеет обращаться с мечом, то первым он поразит самого себя.

Сделать то, чего не избежать

Что касается иных телесных подвигов в молитве – стояний, земных поклонов, – я думаю, что для немалого числа людей этот минимальный и посильный подвиг – просто те 20, 30 или 40 минут, которые занимает их ежедневное правило, проводить стоя, в собранном состоянии, в вертикальном положении. Ибо на самом деле даже здоровые, вполне трудоспособные люди признаются, что молятся то сидя, то лежа, то облокотившись на что-то, чтобы не падать, – особенно вечером, когда к концу дня устают. С одной стороны, уж лучше так, нежели человек не помолится совсем. С другой – мы ведь не лежим в автобусе по дороге с работы, потому что устали. Мы стоим или собранно сидим, нас останавливает мысль о правилах приличия. И если мы способны утеснить себя таким образом ради внешних правил, тем более это нужно сделать для того, чтобы как должно обратиться к Богу.

Важной составляющей христианского подвига является постоянное понуждение себя

Важной составляющей христианского подвига является постоянное понуждение себя. Только нужно правильно понимать, что значит понуждение, на чем оно внутри нас основывается. Основываться оно должно на трезвом осознании того, что нам что-то все равно делать придется. Как это происходит в обычной, повседневной жизни? Утром звонит будильник, но зачастую единственное, чего мы в этот момент хотим, – продолжить время отдохновения. Что заставляет нас сделать то, чего нам не хочется? Простая и здравая мысль о том, что если мы не пойдем на работу, то нам не заплатят и нечего будет есть. И потом, с самого утра и в течение всего дня, мы делаем массу вещей, которые нам не хотелось бы делать. Почему мы моем за собой посуду? Потому что знаем уже – и теоретически, и практически, – что сама она чудесным образом не помоется. И нам не нужно даже каждый раз прибегать к такому знанию – наша жизнь уже имеет некий строй, уклад, в котором без этих действий по приведению своего жилища в порядок не обойтись. Всё то же самое должно происходить и в христианской жизни: нужно употребление усилия ради Царствия Божия, ради того, чтобы новый человек в нас одерживал верх над ветхим, воспринять как нечто повседневное, постоянное – потому что опять-таки за нас никто этого не сделает, а иначе нам не спастись.

Подвиги «без правил»

Что главное в христианском подвиге, в чем заключается его суть и тот самый, по слову святоотеческому, в листьях сокрытый плод? Безусловно, в исполнении человеком евангельских заповедей – день за днем, на всем пути его христианской жизни. И если мы подвизаемся, но нет в нас при этом того, на что указывает Господь в Нагорной проповеди, – нет стремления к миротворчеству, кротости, чистоте сердца, которое выражалось бы в поступках и делах, то подвижничество это не христианское, а антихристианское.

Наше подвижничество не христианское, если нет в нас мирного духа и кротости

История знает множество случаев, когда подвизающийся буквально иссушал себя постом и бдениями – и превращался в человека холодного, грубого, даже жестокого. Известен, например, случай, когда в эпоху древних египетских пустынников настоятель монастыря, который являлся духовным лидером для сотен иноков, забил насмерть послушника, требуя от него беспрекословного послушания. Такие чудовищные примеры показывают нам, как в людях, по виду и речам верующих, но подвизающихся неправильно, подчас ничего христианского не остается.

Об этом говорит и апостол Павел: тот, кто подвизается незаконно, не увенчивается. Здесь можно привести такую аналогию: спортсмен может первым прийти к финишу в состязании или выиграть бой, но если он сделал это вне правил, принятых в данном виде спорта, то медали он не получит. Правила христианства – любовь, милость, жертвенность, и если человек им не следует – значит, он собирает в своем сердце какие-то другие плоды, а не плоды подвига во имя Христово.

Очень важно, чтобы человек смотрел как на пространство христианского подвига на всю свою жизнь. Мы просыпаемся, молимся и вспоминаем, что призваны подвизаться. Тогда, выходя из дома хмурым осенним утром на работу или по иным делам, мы будем входить не в какую-то рутину, не в какое-то болото, а в класс, где идет урок – урок жизни с Богом, верности Богу. И наша жизнь с таким отношением к ней станет не только полезнее для нашего духовного возрастания – она станет намного интереснее, и даваться в ней этих уроков будет столько, сколько мы сможем вместить.

Церковь св. Димитрия Солунского в Москве находилась на Тверской улице на углу с Тверским бульваром, там, где сейчас стоит серый дом с магазинами «Армения» и «Дары моря». Стояла церковь так: сама церковь на месте магазина «Армения» и музея-квартиры Коненкова на Тверском бульваре, а шатровая колокольня – на месте кондитерской на Тверской улице.

Храм святого великомученика Димитрия Солунского у Тверских ворот и Страстной монастырь

На Руси св. великомученик Димитрий Солунский почитался как покровитель патриотизма и всех ратующих за Отечество. Верный христианин, он был назначен римским императором Галерием проконсулом в Фессалоникийской области в период гонений на христианство на рубеже III– IV вв. Однако вопреки римской политике он не стал преследовать христиан, а принялся искоренять язычество. За это двадцатилетний юноша был посажен в тюрьму и там убит копьями в 306 году.

Почитание мученика, «древнего страдальца за Отечество», началось на Руси сразу после принятия ею христианства. В 70-х гг. XI века в Киеве был основан Димитриевский монастырь, а в 1197 году во Владимир из Солуни была перенесена чудотворная икона св. Димитрия, написанная на доске от гроба святого (ныне она находится в Третьяковской галерее). Святой изображен в воинских доспехах с птичьими перьями, с копьем и мечом в руках. В Москве он был почитаем еще как защитник в битве против иноземцев. Так, день Ангела Дмитрия Донского и славу его победы на Куликовом поле относили к солунскому святому. Родительская или «дедова» Суббота перед его праздником 26 октября (9 ноября по новому стилю) по преданию и была установлена самим Дмитрием Донским.

Придел во имя св. Димитрия Солунского был основан еще в кремлевском Успенском соборе при Иване Калите. В 1326 году в только-только заложенном храме был похоронен великий князь Юрий Данилович, брат Калиты, убитый в Орде тверским князем в борьбе за ханский ярлык на великое княжение. Тогда его получила Москва, и убиенный за Отечество князь был погребен в Димитриевском приделе Успенского храма. Есть версия, что сам Димитриевский придел был сооружен над погребением московского князя. А собора Михаила Архангела, ставшего великокняжеской и царской усыпальницей, в те годы еще не было.

Каменный барельеф с изображением св. Димитрия Солунского в 1462 году появился и на главных кремлевских воротах – на внутренней стороне Спасской башни со стороны Кремля. А на внешней, со стороны Красной площади поместили изображение св. Георгия Победоносца работы того же мастера – Василия Ермолина. Так город предавался под защиту воинов-мучеников. Оба барельефа были сняты при перестройки башни в 1491 году архитектором Пьетро Солари: Георгиевский передали в кремлевский Вознесенский монастырь, а Димитриевский, вероятно, погиб, как считали еще дореволюционные краеведы.

Храм святого великомученика Димитрия Солунского у Тверских ворот

Появилась она еще до Романовых, а в первой половине XVII века была уже была двух– или трехшатровая, по типу соседней церкви Рождества Богородицы в Путинках на М. Дмитровке. Следовательно, Димитриевский храм точно был построен до 1648 года, потому что однотипная Рождественская церковь, появившаяся в тот год – последняя в Москве, возведенная в шатровом стиле до указа патриарха Никона о запрещении строительства шатровых церквей и повсеместного перехода к крестово-купольным (этот указ отменят уже во второй половине XVII века после изгнания Никона.)

С того времени до самой революции дожила шатровая колокольня. Сам храм в 1791 году был перестроен заново.

Дело было в следующем. Церковь по реконструкции должна была стать определенным архитектурным решением композиции Страстной площади, и Тверского бульвара – первого в кольце, устроенного на месте сломанной в то время крепостной стены Белого города.

К середине XVIII эта стена уже потеряла свое фортификационное значение. Ворота Белого города больше не запирались на ночь, как в старину, и не охранялись. А кирпичи из обветшавшей стены москвичи растаскивали на свои нужды. С 1760-х годов камни и кирпичи Белого города с разрешения городских властей и вовсе пошли на постройку казенных зданий: Воспитательного дома и дома генерал-губернатора на Тверской. В результате часть стены Белого города однажды обрушилась и задавила несколько прохожих. После этого происшествия было окончательно решено снести средневековое сооружение.

Созданный специально для этого в июне 1774 года Каменный приказ под главенством князя М.Н. Волконского получил предписание: разрушить крепостные стены, а на их месте посадить деревья. Так и было создано бульварное кольцо. История не сохранила автора идеи, но приписывают ее Баженову, Растрелли или Старову.

Сначала на участке от Никитских до Петровских ворот снесли стену, засыпали ров, посадили маленькие деревца, которые вскоре засохли, и тем дело кончилось. Только при Павле I, в 1796 году, под руководством архитектора С.Карина разбили первый московский бульвар – Тверской.

Вместе с ним появилось в русском языке и заграничное слово «бульвар»: заимствовано оно было из французского «boulevard», а во французский пришло из немецкого «Bolwerk», что означает «крепостная стена». Обычай устраивать на месте упраздняемых крепостных стен аллеи, окаймленные газонами, деревьями и кустами, давно был известен во Франции. Участок территории, где проходила городская стена, становился зеленой полосой. То же самое произошло и в Москве. До середины XIX века москвичи называли нововведение то «бульваром», то «булеваром», то «булевардом», а в простонародье и вовсе «гульваром», поясняя: «Коли люди на нем гуляют, стало быть, гульвар». Действительно, сразу же после своего рождения Тверской бульвар стал излюбленным местом прогулок московского высшего света. На всем протяжении он был украшен множеством фонариков и изящных мостиков.

В николаевскую эпоху на бульваре посадили шелковичные деревья, поздно дающие листву. Весной в Москву приехал сам император и ранним утром пошел прогуляться на бульвар. Он обратил внимание на непонятные «палки» и немедленно генерал-губернатор А. Закревский приказал пожарным Тверской части в ту же ночь убрать эти деревья. Наутро следующего дня он доложил императору: «Ваше величество, бульвар очищен от палок!»

После ухода армии Наполеона из Москвы у Тверского бульвара появились соперники – новые разбитые бульвары. Тем не менее, он был настолько популярнее их, что часто говорили просто «Бульвар», и было понятно, что речь идет именно о Тверском.

Так, применительно к новому виду города и стали перестраивать Димитриевскую церковь, стоявшую рядом с бульваром в том месте, где начинался парадный выезд к Кремлю. Главный ее престол был освящен во имя св. Троицы, и придел – в честь св. Димитрия Солунского.

Две большие редкости выделяли эту церковь среди остальных московских храмов. Одна из них – старинная шатровая колокольня, которая была намного старше самого здания церкви. Она сохранилась до самой революции, несмотря на многопудовые колокола и их ежедневное раскачивание на протяжении сотен веков. Другая редкость – образ Спасителя на апсиде, который прежде находился на Тверских воротах Белого города – по русскому обычаю помещать на крепостных воротах образа для защиты города от врагов и бедствий. При разборке стены этот образ был перенесен именно сюда, в Димитриевский храм.

Храм святого великомученика Димитрия Солунского у Тверских ворот

И еще в начале XIX века церковь славилась своим хором. Москвичи со всего города собирались здесь, чтобы его послушать, особенно в праздничные службы. Прибывали сюда и знатные особы. Нередко их было так много, что кареты стояли вдоль всего бульвара.

А когда купец Елисеев прямо напротив церкви построил свой знаменитый магазин с винным отделом, к нему вскорости нагрянул акцизный чиновник – вот, торговля незаконна, потому что винный погреб может находиться от входа в храм на расстоянии не ближе 42 сажен, а здесь это правило не соблюдено. Вход в гастроном был тогда один, с Тверской улицы. Елисеев уговорил чиновника подождать до утра. Всю ночь кипела работа, и несколько метров было выиграно: на следующий день винный магазин с отдельным входом появился в Козицком переулке, где и находится по нынешнее время.

Церковь св. Димитрия Солунского была разрушена при реконструкции Тверской улицы в 1934 году. История ее сноса – отдельная глава в печальной летописи старинного московского храма. Сначала предполагалось снести только колокольню. Затем В 1932 году храм включили в список церквей, подлежащих сносу, но за него вступилась авторитетная общественность. Среди защитников был П.Д. Барановский. Поначалу упросили сохранить шатровую колокольню – Барановский подготовил план ее переноса – но в итоге все было разрушено.

Взамен храма построили громадный жилой дом №17 по проекту архитектора А.Мордвинова. На угловой башенке дома – новой архитектурной «доминанте» площади – раньше стояла огромная статуя балерины с высоко поднятой ногой и воздетой к солнцу рукой. По ее поводу в Москве весьма подшучивали. В 1958 году скульптуру убрали – обветшавшая «Балерина» грозила в любой момент обрушиться на головы прохожим.