Беседа с протоиереем Юрием Залоско, доктором философии, психологом, духовником социального центра «Добролюбие» Братства Виленских мучеников в г. Минске.

Завтрак. Художник: William McGregor Paxton

– Отец Юрий, понятие «зависимость» имеет явно негативное, отрицательное значение. Это что-то вредное для человека. А что вы скажете о любовной зависимости? Сейчас это весьма острая и востребованная тема в жизни современных людей.

– Существуют разные психотерапевтические концепции любовной зависимости. Конечно, подобная точка зрения имеет право на существование, но только в определенном контексте, в определенных рамках. У меня сложилось впечатление, что психологи все же описывают некую патологию взаимодействия мужчины и женщины, патологию, которую трудно встретить в чистом виде, хотя врачи, видимо, имеют с ней дело. И понятие «зависимость» употребляется здесь в негативном смысле.

Вместе с тем основы сближения и взаимоотношений мужчин и женщин, на мой взгляд, лежат гораздо глубже, чем желание кого-то из них «отыграть» на партнере детско-родительский конфликт или найти в его лице некоего «психолога», который будет решать задачу «упаковывания» чужих эмоций. Мужчины и женщины сближаются не для этого, цели сближения – другие.

– Какие же?

Желание осуществить любовь, состояться в ней – это главная цель сближения мужчины и женщины

– Я имею в виду желание выразить, проявить свою любовь – и получить её взаимно, если повезет… (Улыбается) Желание осуществить любовь, состояться в ней – это главная цель сближения мужчины и женщины. В понятие любви в данном контексте я включаю ряд измерений – и телесное, и эмоциональное, и социальное, и, конечно, духовное.

И мне представляется, что при обсуждении темы любовной зависимости происходит смешение разных уровней человеческого опыта. Сущность зависимости (любой) заключается в стремлении к уходу от реальности с помощью различного рода наркотизирующих, химических веществ, практик, навязчивых действий, занятий. То есть зависимость есть бегство от жизни, переход в мир иллюзий. Сущность же любви заключается в достижении максимально возможной реальности взаимоотношений между людьми, максимально возможного вкуса отношений и вкуса самой жизни. Любовь дарит полноту ощущения жизни через ощущение живого человека и через сближение с ним. Так что любовь – это не бегство от жизни, в отличие от зависимости.

Поэтому выражение «любовная зависимость» кажется мне противоречивым. Люди потому и стремятся любить, чтобы достичь полноты жизни. Это их естественная потребность и желание – жить в любви. Более того, способность любить неким образом делает человека похожим на Бога: «Любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога» (1 Ин. 4, 7).

Люди потому и стремятся любить, чтобы достичь полноты жизни. Это их естественная потребность и желание – жить в любви

– Почему же люди не могут сохранить любовь? И отношения рушатся, доставляя этим порой невыносимые страдания? Интересен ваш ответ не как психолога, а как священнослужителя.

– Это нужно принять как неизбежную плату за отношения – возможность их потери. Даже потеря Бога может произойти, а что говорить про утрату человека? Это неизбежный опыт – возможность потерять того, кого мы любим, что рождает острую душевную боль, от которой не существует лекарств. Время не лечит её, а лишь притупляет. Мне запомнились слова из книги французских психологов Жака Саломе и Сильви Галланд: «Пустота из-за потери не может быть заполнена. Жизнь строится вокруг одной серьезной потери и множества мелких». Авторы пишут о том, что любовь обнаруживает наши самые важные и тайные ожидания, связанные с другим человеком. Очевидно, по этой причине потеря отношений означает и крах ожиданий, по которым тоскует душа человеческая… Оттого она и болит.

Протоиерей Юрий Залоско – И это главный вопрос, который мучает всех, не достигших рая любви или потерявших его: что делать? Как пережить эту боль или хотя бы уменьшить ее остроту? Неужели ничего нельзя сделать?

– Волевым усилием, действительно, сделать ничего нельзя, поскольку мы говорим о психологических закономерностях, связанных с переживанием любви. Желание любить и боль из-за потери любви предполагают друг друга, сосуществуют, одного без другого не бывает. Это два полюса эмоционального опыта: обладание любовью сменяется болью из-за потери любви. И наоборот.

Что можно сделать? Прежде всего, нужно осознать, на каком полюсе в данный момент я нахожусь, что это: любовь или боль потери. Если любовь – и есть тот или та, кто разделяет мои чувства, – то хорошо, замечательно, живу любовью! Купаюсь в ней! Благодарю Бога, который дал мне возможность пережить это состояние.

Если настигла боль, то, увы, пора принять к сведению, что наша любовь проходит или совсем прошла, и с этим конкретным человеком она, может быть, уже никогда не повторится… или могут вернуться проблемы, связанные с этой умирающей любовью.

Но в глубине боли, если принять ее как свою, родную, как часть самих себя, и присмотреться к ней, можно увидеть великое благо, а именно место, очищенное для новой любви – абсолютно новой или прежней, но обновленной!

Место для любви всегда есть! За душевной болью можно рассмотреть извечную человеческую тоску по любви – тоску, которая напоминает нам, для чего мы созданы на самом деле и в какой стороне находится выход. Выходом всегда является любовь.

– А возможна ли дружба между мужчиной и женщиной, как некая компромиссная форма отношений?

– Когда взрослые мужчины и женщины хотят «дружить», это означает не что иное, как закамуфлированное желание близости и любви. Просто пока эти вещи недостижимы в силу тех или иных ограничений, но терять друг друга он и она не хотят, либо не осознают истинных мотивов взаимного сближения. Вот и мучают себя – «дружбой».

Есть что-то обманчивое, нездоровое в «дружбе» между мужчиной и женщиной. Как и в отношениях Каренина и тех великосветских дам, которые окружили его после ухода Анны… Такая дружба как раз очень похожа на зависимость. Но это не любовь. Это, если угодно, «недоразвитая» любовь, смущающая души, не дающая ощущения полноты, мира и блаженства. Только совершенная, здоровая любовь может дать полноту ощущения жизни.

– Отец Юрий, судя по вашим словам, любовной зависимости не стоит бояться, это не патология?

– Любовь как стремление человека к полноте бытия – это не патология. Это сама суть духовной жизни. В такой панораме любви найдется место и для Бога, ибо «мы Им живем, и движемся, и существуем» (Деян. 17, 28). Именно любовь, в итоге, приводит человека к Богу, соединяет с Ним не только умозрительно, но и на уровне сердца. И это естественный итог любви. Так что проявлений любви бояться не стоит, иначе мы потеряем в самих себе основу для жизни, для радости быть живым, для движения души к Богу.

Проявлений любви бояться не стоит, иначе мы потеряем основу для жизни, для движения души к Богу

Также хотелось бы обратить особое внимание на то, что в психологии отношений существует такое важное понятие, как привязанность. Ведь нередко, говоря о своей зависимости от другого человека, мы имеем в виду как раз обыкновенную привязанность, свойственную не только людям, но и животным. Например, феномен привязанности у людей и обезьян исследовал английский психолог Дж. Боулби, теоретик психологии развития человека. Привязанность есть сила биологической и нравственной связи с близким человеком (мамой, папой, детьми, мужем, женой и другими). Формируется она не на основе психологической патологии, а на основе переживания ценности близкого человека – ценности в моей жизни вот этого конкретного и уникального человека. Такими людьми являются для нас, прежде всего, наши родители, а затем – другие значимые личности (учителя, наставники, друзья, духовники в Церкви, любимые и так далее). Испытывать привязанность в данном случае – совершенно нормально и человечно. Патологией же будет отсутствие привязанности и других чувств к близкому человеку.

Привязанность объясняет тот факт, почему мы страдаем, когда близкий человек умирает или по-другому уходит из нашей жизни, например, из-за развода. Мы страдаем потому, что рвется связь, при-вязанность к человеку, удовлетворяющая множество конкретных потребностей и дающая широкую гамму чувств. А что же остается, когда близкий человек уходит?..

– Опустошение?

– Да. И испытывать страдание в таком случае – совершенно нормально. Это естественно, что расплачиваться за привязанность приходится страданиями.

Это естественно, что расплачиваться за привязанность приходится страданиями

– Особенно в личной жизни...

– Да, все сказанное особенно актуально, если говорить об отношениях мужчины и женщины. Люди дорожат теми, кого они любят, поскольку он или она имеют для нас ценность. Есть ли в данном случае привязанность? Конечно, есть. Да, можно человеческую привязанность назвать и «зависимостью», но в позитивном смысле, означающем и любовь, и дружбу, и уважение, и верность, и жертвенность между людьми, и ревность, и страдание в итоге. Было бы странно, если бы было иначе между теми, кто любит.

– То есть вы считаете нормальным проявление между двумя любящими и ревности, и страдания? Разве это не тот самый негатив, которого хотелось бы избежать?

– Страдание и душевная боль – это неизбежная реакция человека на потерю любви, потерю любимого, который ушел из его жизни и отношения с которым прекратили существование. Страдают даже обезьянки в экспериментах психологов, когда у них забирают маму и оставляют их одних. Повторяю, было бы странно не испытывать в подобных ситуациях горьких чувств и душевной боли. Такая реакция как раз и свидетельствует об изначальной силе любви, которую лишают права на существование. Да, не могу согласиться с утверждением, что подобная реакция является негативным состоянием, которого нужно избегать. Но искоренить его не получится. Можно только прожить это состояние от начала до конца, пока душа постепенно не смирится с неизбежной потерей, не выплачет своих слёз по утраченному и не воскреснет, с помощью Божией, для новой жизни и новых отношений. Но раны от потерь все равно будут побаливать… Порой они столь болезненны, что человек отказывается от новых отношений, от личной жизни как таковой. Это его право. Главное, не забыть, что без любви ты, по слову Евангелия, «медь звенящая или кимвал звучащий» (Кор. 13, 1).

– Вы упомянули ревность. Неужели она является неизбежным спутником любви?

– Что касается ревности, то она – нормальный спутник любви, если мы говорим об отношениях мужчины и женщины. Ревность свидетельствует о том, что возлюбленный очень важен для меня, и я не желаю делить его ни с кем другим и боюсь потерять.

Дело в том, что в случае эротической любви возлюбленные со временем начинают ощущать себя как своего рода собственники друг друга. А собственник имеет право нераздельно владеть бытием своего возлюбленного и распоряжаться им по своему усмотрению (но лучше все же с его согласия). Апостол Павел говорит нечто подобное: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1 Кор. 7, 4). «Тело» в данном контексте может обозначать бытие человека целиком. Если мы любим человека, то будем пристально наблюдать за ним, ревновать его, тревожиться о нем. Искоренить подобные чувства и состояния не получится, как бы мы ни старались.

– Значит, несмотря на то, что привязанность – великая ценность нашей жизни, у нее есть и далеко не приятные «побочные эффекты»?

– Она рождает психологические границы человеческой свободы. Если есть привязанность, то есть основа для верности. Привязанность к чему-то обязывает и в чем-то ограничивает, а не только дает право быть близким. Например, пока вы состоите в близких личных отношениях с мужчиной или женщиной, то эти отношения будут ограничивать свободу вашей личной жизни – вы не сможете просто так, без ущерба для себя и для партнера, вступить еще в одни «отношения». Я имею в виду ситуацию измены своему возлюбленному.

– Что же лежит в основе привязанности, или позитивной (здоровой) зависимости, между мужчиной и женщиной, о которой вы говорите?

– Основа привязанности между мужчиной и женщиной, их извечного влечения друг ко другу, находится гораздо глубже, чем эмоции. Философия определяет эту основу как устремленность, или инклинацию, человеческой природы к передаче жизни. Латинский термин «инклинация» означает «стремление», «направленность». В популярном языке используется выражение «детородный инстинкт», – на мой взгляд, это неадекватное описание основополагающего аспекта бытия человека.

Инстинкт господствует в мире животных. В мире же людей господствует любовь к жизни и желание передавать жизнь. Если угодно, детородный инстинкт, или чадотворение, как сказано в одной из молитв Чина венчания, – это выражение устремленности человека к передаче жизни. Сила этой устремленности такова, что нам – мужчинам и женщинам – никак не избежать поисков близких отношений и любви.

Отмечу, что передача жизни – это не единственная человеческая инклинация. Есть еще две, базовые: устремленность нашей природы к сохранению жизни (инстинкт самосохранения) и к саморазвитию, социальному и духовному. Например, с момента рождения ребенка все вокруг только тем и занимаются, чтобы он пребывал в безопасности, рос здоровым, накормленным, одетым-обутым, чтобы развивался, учился, проявлял себя, ставил перед собой цели и достигал их. Но сначала жизнь нужно передать, умножить ее, если угодно.

– То есть вы хотите сказать, что как бы возвышенно ни говорили о чувствах между мужчиной и женщиной, их основа, главная и самая мощная движущая сила – библейское «плодитесь и размножайтесь»? А как же идея взаимодополнения, единения, полноты бытия двух личностей, развитие и возрастание в душевном и духовном плане двух душ?

Неужели вам, как священнику не видится более значимой, верной и духовной концепция объединения двоих в едином чувстве и в браке ради, в первую очередь, единства двух человеческих существ, где двое должны стать одной плотью в самом глубоком смысле этого слова? Разве рождение детей – не второстепенная цель брака, как и ведение общего хозяйства и помощь друг другу в преодолении тягот жизни? Об этом пишут и говорят многие, в том числе современные, богословы.

– Современные богословы, как вы говорите, ничего нового не придумали, как красиво пересказывать мифологию Платона, миф об андрогине. Я попробую осторожно предположить, что люди, особенно влюбленные женщины, хотят быть половинками, поскольку хотят иметь единение в бытии с кем-нибудь. Но в этом не половинчатость человеческой природы виновата, а желание любви и близости. Именно оно извечно направляет людей друг к другу. И не только в браке, не только в интимных формах сближения. Даже в случае дружбы действует желание любви, а не что-то рациональное. Любовь наполняет нас универсальной силой общения.

Философия понимает устремленность к передаче жизни гораздо шире, чем чадородие Возможно, в способности к такой передаче и кроется сущность любви

Что касается библейского благословения «плодитесь и размножайтесь», то философия понимает устремленность к передаче жизни гораздо шире, чем только чадородие. Да, передача жизни предполагает рождение детей; но если любимый человек дарит вам шубу, машину или путевку в Египет, то все это – передача ценностей жизни от него вам. Если вам дарят время, или внимание, или чувства, или интересную мысль, или молитву о вас, – это тоже будет передача ценностей жизни, духовных в том числе. Дети зачинаются и рождаются в контексте этой устремленности передавать жизнь. Возможно, в способности к такой передаче и кроется сущность самой любви.

– Быть может, вы в каком-то смысле имеете в виду обмен жизненной энергией?

– Да, можно сказать и так. Любовь всегда дает энергию. Передача жизненных ценностей дает энергию. Идеально, когда существует взаимный обмен благами: любовью, ресурсами, духовной и социальной поддержкой. Согласитесь, насколько иногда бывает волнующим обычный обмен взглядами! Это и есть один из примеров обмена энергией.

Я сейчас не в том смысле говорю про обмен, что, мужчины и женщины должны конкурировать друг с другом – кто больше чего даст, нет. Просто мы сильны, как правило, каждый в своей сфере: кто-то из нас более сильный в чувствах, кто-то – в физической работе, кто-то любит молиться, а кто-то – ходить на классные собрания в школу. Принцип взаимообмена следующий: энергия должна течь в оба конца. Тогда не будет перегрузки и ропота. Каждый вносит свой вклад в этот величественный обмен ценностями жизни. В связи с этим вспоминается притча Господня о талантах, которые нельзя зарывать в землю. Ими надо делиться, и тогда они умножатся.

Любовь как чувство важна. Однако без той базы, которой является устремленность к передаче жизни, любовь между мужчиной и женщиной невозможна. Любовь возникает не на пустом месте, для этого есть основание в человеческой природе.

При всей исключительности чувств к конкретному человеку, способность к любви и передаче жизни сама по себе универсальна и принципиально открыта, имеет всеобъемлющий характер, если так можно выразиться.

– Странно! А можно подробнее про этот парадокс…

– Потенциально можно любить всех людей, всех мужчин или женщин. Но мы ограничиваем свои отношения, принимаем нравственное решение, исходя из наличия конкретных условий и сделанного выбора. Тем не менее потенциально наша способность к любви бытийно ничем не может быть ограничена. Даже смертью!

– Поясните, как это – «можно любить всех людей»?! Какой любовью?

–Я имею в виду то, что человек по своей природе не является однолюбом, душа его открыта всему сущему, всей вселенной и миру людей. Мы вынуждены психологически конкретизировать, суживать свою любовь, делая выбор в пользу того или иного человека, иначе нам не справиться со своей любовью.

Только на духовном уровне существует возможность любить практически всех людей без ограничений. Это то, что называют жертвенной любовью-агапе. Мы слышим о ней в Церкви и должны стремиться к ней в контексте веры и благочестия. Это та любовь, которая любит ближнего ради Бога и желает ближнему спасения. Такая любовь рождается посредством веры, действием благодати Божией, она трансцендентна (выходит за пределы) естественной чувственной любви.

– Так существует ли вообще любовная зависимость, или так назвали совсем иное состояние?

– Если что-то подобное существует, то причина его, на мой взгляд, не в сфере психической патологии, а в непонимании или игнорировании того, что лежит в основе сближения мужчины и женщины. Ведь если в основе его сила передачи жизни, то это обязывает нас заботиться об этой передаче и видеть ее последствия. Это обязывает выбирать адекватные формы сосуществования мужчины и женщины. Для христианской культуры такой формой традиционно является семья – мама, папа и дети.

Так называемый «гражданский брак» в современном популярном понимании отрывает бытие мужчины и женщины от объективной, Богом данной основы и ошибочно ставит любовные эмоции на первое место, без учета перспективы и последствий таких отношений. Неслучайно же рано или поздно такой «брак» исчерпывает себя, и люди вынуждены либо расставаться, либо жить с постоянным привкусом неудовлетворенности формой своих отношений, с тревогой за судьбу того, что они посчитали любовью.

На тему семейного счастья трезво говорит немецкий теолог и психолог Берт Хеллингер в книге «Счастье, которое остается». Он определяет три условия счастья любовной пары – мужчины и женщины. Первое условие – это телесные отношения. Они должны быть. Второе условие – сердечная любовь, взаимные чувства. Сердечные чувства только укрепляют телесные отношения. Наконец, третье условие – совместная жизнь, проживание пары под одной крышей. Исключите одно из трех условий – и вы получите источник душевных страданий по поводу своей личной жизни.

– Но есть ведь и обратное: совместное проживание может приводить к оскудению и чувств, и интимных желаний в силу надоедания, привычки. Маяковский сказал об этом: «Любовная лодка разбилась о быт». Или у другого поэта есть мысль, что когда слишком близко подходишь к кому-либо или чему-либо, то перестаешь видеть красоту, а только мелкие, серые детали: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстояньи». Жизнь бывает беспощадна…

– Да, видишь серые детали. В конце концов, с нашими любимыми нам предстоит состариться, простите за реализм. Кто-то из нас окончит свои дни первым… Так что любви придется стерпеть много нежелательного, принять много малоприятного, со многим в итоге смириться… Я клоню к тому, что для верующих людей с возрастом любовь неумолимо должна приобретать черты любви-агапе, то есть любви, не ищущей «своего», но дающей себя другому. Дающей в силу своей сущности, в силу того, что любовь – от Бога (1 Ин. 4, 7).

Пока мужчина и женщина не живут вместе – хотя и любят друг друга, – они будут страдать и тосковать, испытывать «любовную зависимость»

И все же совместное проживание партнеров Хеллингер считает для них высшим благом. На мой взгляд, трудно с этим не согласиться: о чем же более мечтают мужчины и женщины, как не о том, чтобы жить вместе? Если придерживаться перечисленных выше условий, то отношения будут сбалансированными, человечными, что ли, в них не будет места для абсолютизации чего-то одного. Ведь, живя под одной крышей, люди не только проявляют нежные чувства, но и заботятся друг о друге материально, поддерживают морально в нелегкой жизненной борьбе и так далее. А если рождаются дети, то фронт совместных работ чрезвычайно расширяется, так как забота о чадах до определенного возраста требует от родителей гораздо больше энергии, чем все остальные занятия.

– Однако люди нынче не особо спешат создавать семью и находят для этого самые разные причины…

– В данном случае мы говорим как о семье, так и о форме сосуществования пары, в которой есть взаимная любовь. Мы говорим о наименее травматичном способе этого сосуществования. Пока мужчина и женщина не живут вместе – хотя и любят друг друга, – они будут страдать и тосковать, испытывать «любовную зависимость».

Надо своевременно устранить причину тоски и страдания, взять на себя ответственность за этот шаг, и счастье совместного бытия придет естественным образом. Конечно, увеличится при этом и бытовая нагрузка, и заботы возрастут, но, как говорится, настоящая любовь не боится жизненных трудностей. А если боится – то любовь ли это? Живя вместе, вы и проверите свою любовь – она ли это, или просто эмоциональный всплеск, который улетучится при первых же испытаниях в совместной жизни.

Дай Бог, чтобы наша любовь прошла такую проверку жизнью и одарила нас той полнотой и силой жизни, о которых мы мечтаем, тоскуем в душе и вздыхаем в наших молитвах!

Сретение Господне. Деталь фрески. Сретенский монастырь

Один из самых известных псалмов – 90-й: «Живый в помощи Вышняго». У нас он читается в чине шестого часа, на панихидах и погребении. Его мы также читаем, желая оградить себя Божественной помощью в сложных или даже опасных обстоятельствах. Подобным образом он использовался и в иудейской традиции. Его читали на погребениях, в утренних молитвах и в молитвах субботы. Это, кроме прочего, значило и то, что псалом был хорошо известен всем сынам Израиля. Псалом составлен так, что речь в нем ведется от лица наставника, перечисляющего наставляемому различные блага, проистекающие из надежды на Бога. А заканчивается псалом тремя стихами, произнесенными уже от лица Самого Бога. Последний стих звучит так: «Долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».

Вчитываясь в рассказ евангелиста Луки о событии, называемом Сретение, можно заметить, что Божественное обещание 90-го псалма исполнилось на старце Симеоне. Этот «праведный и благочестивый» (Лк. 2: 25) муж был стар и «насыщен днями» (Пс. 90). И было ему обещано Духом Святым, что он не умрет ранее, нежели увидит собственными глазами Христа Господня.

А ведь это и было заветным чаянием всех древних праведников. Они хотели жить как можно дольше не для того, чтобы наслаждаться благами этой грустной земли, а для того, чтобы дождаться Искупителя и увидеть Его собственными глазами. Поколение сменялось поколением, праведники с печалью закрывали глаза и с верой уходили в смертную тьму. Свои надежды они препоручали своему потомству. И именно поэтому бездетность ощущалась как проклятие. Ведь в этом случае не только ты не дожил до пришествия Христа, но и семя твое не укоренилось на земле и не стало причастным радости.

Шли столетия. Вера оскудевала и засорялась земными мечтами о могущественном царе, который должен дать Израилю политическую свободу и земную славу. Только некий «священный остаток», слишком малый числом, чтобы его заметить, жил чистой надеждой и терпеливой молитвой. Первым среди этого остатка был Симеон. До него многие праведники «умерли в вере, не получив обетований, а только издали видели оные, и радовались» (Евр. 11: 13). А рядом с ним, в одно и то же время, жило множество нечестивых и суетных людей, которые, хотя и дожили до пришествия Мессии, не ощутили дня посещения из-за черствости души. И это – урок для всех. Мало жить во времена Праведника. Мало находиться вблизи Праведника. Все это не будет на пользу, если не будет веры, которую подает Дух Святой.

О Симеоне сказано, что «Дух Святой был на нем» (Лк. 2: 25). Сей Дух предсказал старцу о будущей встрече с Мессией. И Сей же Дух повел Симеона в храм, когда Мать Иисусова с Сыном на руках пришла для исполнения законного обряда. Храм Иерусалимский никогда не был пуст. Это было одно единственное святилище, кроме которого нигде и никем не мог быть создан иной Храм. Весь многолюдный народ Израиля исполнял свои обеты и приносил жертвы в этом Храме. Для этого туда со всех сел и городов ежедневно, не говоря уже о праздничном многолюдстве, стекались людские толпы для принесения жертв: жертв повинности, жертв благодарственных, жертв по обету. И в этом многолюдстве Симеон, ведомый Духом, без труда различил Тех, Кого он так долг ждал – Мать и Дитя. Он подошел к Матери, взял Младенца-Христа на руки и произнес ту молитву, с которой теперь мы заканчиваем прожитый день и надеемся закончить жизнь.

В этой молитве он исповедал, что обещанное ему исполнилось. «Видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов». Исполнились и слова 90-го псалма: «Явлю ему спасение Мое».

Симеон видел прозорливым внутренним взором будущую Голгофскую Жертву. Того, Кто лежал у него на руках, он видел уже распятым за грехи мира. Поскольку именно Крест с распятым на нем Праведником – это и есть «спасение, которое Бог уготовал».

То, что Симеон предчувствовал тайну Креста, видно и из слов старца к Марии. «Тебе Самой, – сказал он, – оружие пройдет душу, да откроются помышления многих сердец». Эти странные слова исполнились, когда Мать-Дева стояла под Крестом, терзаясь сердцем о страдании Своего Сына. Так очи, слепнущие от старости, приобретают орлиную зоркость в вещах духовных, если сердце человека очищено верой и терпеливым ожиданием.

Мало сказал Симеон, но вся будущая история мира нашла отображение в его словах. Он предсказал, что Христос просветит язычников; что в Израиле, для которого Он – слава, Ему предстоит стать «предметом пререкания». Из-за Него многие падут и многие поднимутся. Слова эти вряд ли можно было понять заранее, но последующая история оправдала их полностью.

Увидев все, чего так долго дожидался, и сказав все необходимое тем, кто продолжал земное странствование, Симеон покинул землю. Покинул без страха и сожаления. Он видел Мессию! Он шел теперь в темноту шеола, чтобы рассказать Давиду и Соломону, Исаие и Иеремии о том, что обетование исполнилось и время всеобщего освобождения близко. Мария с Иисусом на руках осталась за его спиной. Старец медленно и твердо шел к черте, отделяющей этот мир от мира иного. И об этих его шагах нельзя сказать лучше, чем уже сказано:

Он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

(И. Бродский. Сретение)

Как минимум раз в год, а на деле, конечно, чаще, мы вспоминаем фарисея из рассказанной Спасителем притчи. Главным образом для того вспоминаем, чтобы кого-то обличить в нехристианском, а именно фарисейском, отношении к ближнему. Основные приметы отношения этого суть: превознесение до небес своих собственных добродетелей, похвальба ими, уничижение окружающих людей-грешников, угадывание и тонкое, придирчиво-презрительное рассмотрение их немощей и пороков. А также – чрезмерное внимание к внешнему и небрежение о внутреннем. И мы нередко говорим о ком-то: «Ну, он фарисей!». Или еще: «Это какое же фарисейство!».

Мытарь и фарисей

А может, есть в слове сем и что-то доброе? А может, и в нем, «менее оправданном», тоже что-то положительное удастся найти?

По мне, так точно удастся.

«Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю...». Что в этом плохого? И что плохого в том, что он не «как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи»? Разве только то, что он сам об этом говорит, сам о себе свидетельствует... Но он же сам и благодарит за это: «Боже, благодарю Тебя». То есть понимает, судя по всему, что если бы не Господь, то не смог бы он устоять в добре, не совершил бы ни одного из дел добродетели, о которых тут речь.

Да, погрешает он, безусловно, в том, что допускает в сердце превозношение над «прочими», а особенно над плачущим о грехах своих мытарем, которого Бог за эти слезы и смирение уже оправдал. Но разве нет у нас причин для того, чтобы и его, фарисея, хотя бы отчасти, хотя бы чуть-чуть оправдать? Когда сам трудишься, подвизаешься, удерживаешься от греха, по крайней мере, делом, то так легко впасть в осуждение! Враг не оставит тебя в покое, но постоянно будет искушать видением грехов чужих, ярким и красочным. И не менее ярким и красочным видением твоих подвигов. И более того: «праведный» гнев будет рождаться в твоем сердце при созерцании чужих беззаконий: ведь беззаконнующий не просто позорит высокое звание человеческое, он Бога своими грехами оскорбляет! Как не сердиться на него за это, когда ты сам более всего боишься оскорбить Творца, почитаешь это за главное несчастье в жизни? Вот и фарисей, бедный, на этом неровном месте претыкается и падает. А мы и рады его, окаянного, пригвоздить к позорному столбу...

Только почему рады-то? Не потому ли, почему почти всегда нам так хочется кого-то «заклеймить», «приговорить» или, по крайней мере, принизить? Ведь только согласимся с помыслом о том, что кто-либо плох, никуда не годен, и, глядишь, мы сами окажемся не так уж плохи и сгодимся на что-нибудь. Вот и фарисея так сладко и так отрадно привычно осуждать! Можно уже и забыть о его вполне реальных добродетелях, можно не давать им никакой цены (они же отравлены гордостью и превозношением!), можно увериться, что с нас этого, внешнего, делания Господь не спросит, мы-то знаем, что внутреннее куда важней! Знаем и... внутренне сами же осуждаем фарисея и превозносимся над ним. И становимся, таким образом, судя по всему, фарисеями в квадрате, не меньше.

А вероятнее всего, и больше. Нам кажется, что мы все понимаем: вот «плохой фарисей», вот «хороший мытарь», грешный праведник и праведный грешник. Но когда на путях своей собственной жизни встречаем очередного «мытаря» (то бишь грешника), не замедляем с тем, чтобы и его осудить. Так и «спасаемся»: не имея дел одного и смирения другого, превозносимся, тем не менее, над обоими, в худшем каждому подражаем, а лучшего и не касаемся.

Но все же это не значит, что мы совсем пропащие. Милостив Господь, и если нет для нас другого шанса прозреть, то многоразличными образами Он попускает нам познавать наше убожество и окаянство, нашу предельную нищету и слабость, так что поневоле мы порой твердим уже не молитву того и молитву другого, а свою собственную: «Боже, благодарю Тебя, что дал мне познать и сердцем ощутить, что я, а не кто-то, хуже всех. Худость же свою с сокрушением исповедую и от сознания ее милости смиренно прошу».

Хотя... Почему только собственную? Может, и фарисей так же молился вскоре после описанного Господом эпизода? Не исключено. Бог «всем хочет спастись и в разум истины прийти». Не только мытарям, но и фарисеям в том числе...